Тактика

– Итак, общевойсковой бой, товарищи курсанты, представляет собой согласованные по цели, месту и времени удар, огонь, маневр подразделений в целях уничтожения противника…

Звучал по аудитории спокойный голос полковника. Полковник видел войну. Теперь же его оружием были деревянная указка и шариковая ручка. Район боевых действий – школьная доска средних размеров. Его солдаты – цветные мелки. Ими он может изобразить артиллерийскую батарею, пулемётный расчет, танки, вертолет. Все эти силы способны наступать и обороняться, сокрушать или обращать в бегство врага, позиции которого вычерчены в левой части доски. Да, а ведь это поле, висевшее за его спиной, знавало грандиозные битвы. Уверен, что когда-нибудь явится новый Геродот, чтобы рассказать о них миру. Пока этого не произошло, обычная лекция продолжалась.

Я занял достаточно выгодную позицию на последнем ряду и старался не попадаться полковнику на глаза. Он обещал спросить меня боевой порядок мотострелкового взвода в обороне. Отвечать все это сегодня в мои планы совершенно не входило. Поэтому главной задачей было как можно лучше замаскироваться, используя рельеф местности, чтобы не быть обнаруженным до конца занятия. За наскоро выстроенной баррикадой из толстой тетради и учебника «Оперативное искусство» лежала неизвестная мне книга, неизвестного мне автора, тонкая, в мягком переплете. «Исаак Бабель», – значилось на первой странице, а еще чуть ниже: «История моей голубятни. Рассказы». Собственно из-за названия я и схватил ее с полки книжного шкафа. Столько замечательно-живого слышалось мне в этой комбинации слов. Казалось, именно за этой простой, картонной обложкой можно найти умиротворение и покой. Прочитать что-нибудь подобное – не самый дурной вариант, когда вокруг гремят нарисованные баталии.

Взглянув на доску, я увидел наш небольшой, но идеально вычерченный красным мелом, взвод. С запада подходил враг. Противник имел при себе и группу боевых машин, и минометы, и танки. В то время как мы располагали только тремя отделениями бойцов, несколькими пулеметами. Но ведь главное – сплоченность и вера в победу. Это видно даже по рисунку. По направлению стрелок предательского синего цвета было понятно, что взвод хотят взять в кольцо и добить. Тем временем подкрепление было  на подходе. А это значило, что скоро алые, родные сердцу стрелы, рассекая пространство, ринутся к первой линии неприятельских траншей.

А что же Бабель? А у Бабеля Одесса. Согретая белым солнцем, омытая Черным морем, Одесса. Я там и не был никогда, но, прочитав первые строки рассказа «Пробуждение», понял, что находиться сейчас в душной аудитории есть преступление перед всем прекрасным, что только существует на земле. Нужно было немедленно туда, к дворикам и улочкам, акациям и каштанам. Судьба красного взвода на зеленой доске уже не волновала меня. Больше переживаний было за маленького еврейского мальчика гимназиста, который прогуливал уроки скрипки. Он носил свои первые сочинения известному в городе журналисту, и был оценен. Но при этом разоблачен родителями в том, что уже месяц не посещал уроков. Так погибают музыканты и рождаются писатели.

В книге я видел реальные судьбы, реальные чувства людей. Это сокращало вековой разрыв между нашими мирами. Вот и революция 1905 года уже не казалась такой далекой. Потрясение целой страны, империи проникало в сознание не через даты и комментарии историков, а через восприятие все того же мальчика. Он хотел собственную голубятню, его дед обещал помочь. Но деда убивают во время погрома, двух белых голубей, купленных накануне, растаптывают на мостовой. Ужас бунта и поруганная мечта.

Вместе с проводником в синей шинели я кочевал от рассказа к рассказу. Мы спускались на разные уровни одесской жизни. Заглянули в порт, где меня познакомили с матросом парохода «Кенсингтон» по имени мистер Троттибэрн. Он контрабандой привозил в город курительные трубки на продажу, их в ручную точил в Линкольне его родной брат. Троттибэрн напрочь отрицал пользование трубками фабричного изготовления, а в связи с этим часто повторял: «Детей надо делать своими руками».

«Трубки  линкольновского мастера дышат поэзией, – говорит мой проводник. – В каждую из них уложена мысль, капля вечности». После мы говорили о гимназии, как тяжело было поступить, ведь евреев допускалось не более пяти процентов. Мальчик усердно готовился, но в первый год на его место взяли сына крупного торговца зерном. Тогда мой проводник выучил наизусть три книги: задачник Евтушевского, грамматику Смирновского и учебник начальной русской истории Пуцыковича, и был зачислен в ряды  гимназистов на следующий год. А я сразу же вспомнил, что свою великую книгу «Оперативное искусство» мне случается использовать исключительно как фортификационное оборудование.

И все-таки это был другой мир. Другая эпоха, другой отрезок времени. Множество историй о мелких лавочниках, маклерах, портовых грузчиках довелось мне услышать, то есть, конечно, прочитать на той паре. А судьба красного взвода осталась загадкой. Но зато будущее еврейского мальчика гимназиста представлялось очень живо. Он ведь станет писателем. Из-под его пера выйдут пьесы, рассказы, сценарии. Его новеллы о гражданской войне будут восхищать Маяковского. А красные маршалы будут писать о них разгромные рецензии. Он сделает себе имя, и скрипка для этого совершенно не понадобится.

Чтение художественной литературы на последнем ряду в классе тактики – вещь опасная. Если заметят, могут и книжку забрать. Я уже закрыл Бабеля и спрятал под парту. Но до сих пор не мог вернуться к реальности, хотелось выкурить трубку из города Линкольна, искупаться в Черном море.

Громом, камнем на голову упали слова полковника:

– А теперь курсант Андреев (это я) доложит нам порядок мотострелкового взвода в обороне.

 

Автор: Никита Сахаров

Иллюстрации: из открытых источников